Год назад, 30 июля 2012 года, открылся первый московский благотворительный магазин (charity shop) «Лавка Радостей». О том, что это вообще такое и чего удалось добиться за минувший год, а также о перспективах благотворительных магазинов в России в рамках проекта «Кто есть кто в благотворительности» мы поговорили с идейным вдохновителем и идеологом магазина, а также директором благотворительного фонда «Детские сердца» Екатериной Бермант.
– Итак, как все начиналось?
– Первым благотворительным магазином в России было питерское «Спасибо». Из Санкт-Петербурга в Москву приехала к нам сотрудница и сказала, что магазин хочет передавать часть прибыль «Детским сердцам». Мы очень обрадовались. И они действительно некоторое время давали нам деньги. Некоторое время, потому что потом решили – и совершенно правильно решили, – что питерский магазин передавать свои деньги должен питерским благотворительным проектам. Они помогают «Упсала-цирку» и кому-то еще. Они ужасно симпатичные, необыкновенно милые. Они и сподвигли меня на мысль создать «Лавку».
Начинался мой московский проект с того, что мы с мужем съездили к подруге в Лондон, в том числе для того, чтобы познакомиться с местными charity shops, которые там очень популярны. Я думала, что нужно долго искать и выяснять, где эти благотворительные магазины находятся. В первый же день в Лондоне я оказываюсь на улице и начинаю напряженно думать, как такой магазинчик отыскать. И обнаруживается, что один charity shop расположен на одной стороне улицы, второй – наискосок, третий – на другой стороне. Они, как оказалось, в Лондоне сплошь и везде. В одном продают книги, в другом одежду, в третьем вообще что угодно. И каждый charity shop «пристегнут» к определенному фонду, который через него получает деньги.
Вообще Лондон изумительно красивый город. И в благотворительных магазинах там все очень красиво и стильно, сделано своими руками и с любовью. А главное – это атмосфера. Работают в charity shop как правило волонтеры. Приходишь в такой магазин, и к тебе люди расположены, буквально кидаются рассказывать о том, чем занимаются. Они, например, собирают деньги на чистую воду для детей Африки. В Африке нет воды, поэтому, чтобы эти дети были здоровы, нужно покупать воду здесь и везти туда. И англичане полны энтузиазма от того, сколько бутылок воды отправили.
В Англии благотворительный магазин – норма жизни, поэтому их там так много. Не фокус пойти и одеться в брэндовом магазине. А пойти и так же красиво одеться в благотворительном магазине – гораздо интереснее, потому что ты не просто оделся. Это покупка имеет очевидную пользу. И вещи там прекрасные.
Для чего нам понадобилась «Лавка»? Абсолютно для всего. Вообще, у нас, как благотворительной организации, есть две задачи: слава (публичность, пиар) и деньги, которые могут помочь в реализации нашей благотворительной деятельности. «Лавка», как оказалось, очень хорошо справляется с вопросом пиара, но и деньги приходят потихоньку.
– А как появилось место для московского магазина?
– Из Лондона я приехала вдохновленная необыкновенно. И в Москве совершенно по другому вопросу встретилась с одной дамой, которая занимается благотворительностью, имеет собственный проект. И она сказала: «Могу вам дать комнату, в которой я мастер-классы провожу, 20 квадратных метров».
В этом помещении были голые цементные стены и все. Но зато место хорошее – Ветошный переулок, прямо у ГУМа.
И мы немедленно стали делать «Лавку». Сами все красили. Со мной работала Ася Слепнева, координатор благотворительного собрания «Все вместе». Катя Милова – исполнительный директор, приходили друзья, дети друзей. И было совершенно удивительное ощущение, что мы делаем свой собственный дом. Мы подвесили к потолку на металлических тросах штанги, которые стали вешалками. Покрасили полочки в розовый цвет. Мебели ненужной много нашлось. Вместе с детьми и друзьями красили комодики. На стенке написали вывеску. Так все и получилось.
Когда мы открылись, оказалось, что благотворительный магазин – безумно востребованная вещь. Вот вы не задумывались, каким образом у людей появляются дома новые вещи, ни разу не надеванные и никому не нужные? Например, покупает мама своей дочке милый девичий купальничек. Причем покупает в каком-нибудь хорошем магазине. Приносит она его дочке, а та смотрит на нее и говорит: «Мамо, вы с дуба упали? Я это не надену никогда. Вот вам ваш горошек, девайте куда хотите». А куда его действительно? Совершенно непонятно. А какие-нибудь праздничные платья для младенцев, которые два раза надел и все?!
И вот таких вещей в нашей «Лавке» много. Их нам дарят, приносят. Дарят невообразимо красивые вещи. И эти вещи стали накапливаться у нас с чудовищной быстротой. Есть платья, которые прошли странный путь. Популярная ведущая Татьяна Лазарева как-то отдала свое платье на благотворительную ярмарку. Его там купила девушка, которая встретила в нем Новый год, а потом принесла нам в «Лавку». Через некоторое время сама Лазарева зашла в «Лавку» и купила собственное платье еще раз со словами: «Если оно ко мне вернулось, надо брать».
– А кто приходит и что несут?
– Нам приносили вещи и модные дизайнеры, и обычные люди. А уж бусечек сколько и кто нам только не приносил. У каждой женщины шкатулка бус всегда полна. И если их разложить, то сразу понимаешь, что носишь от силы пару-тройку бус. А остальное нет. Оно, конечно, все очень милое, но зачем держать дома? И всего этого лишнего у нас часто в неограниченном количестве. Ассортимент «Лавки» неожиданный. Там есть практически все, что можно предположить. Однажды девушка принесла несколько жестяных банок гуталина какого-то советского года издания, типа 1966 год. Я подумала: «Ого, кто ж это возьмет?» Немедленно купили! Тут же! Я не знаю, что они собираются делать с этим гуталином.
Или как-то одна девушка принесла садовых гномов. Ну, вы знаете этот чудовищный жанр. И они в тот же день ушли. Потому что пришел дядечка и с воплями «Аааа, я таких собираю!» забрал всех пятерых. Это веселое место, там с людьми общаются. Это не то, что ты пришел в магазин за чем-то конкретным. Когда человек приходит в «Лавку», в charity shop, он не знает заранее, за какой покупкой туда пришел. Он может предполагать, что если встретится что-то, типа курточки осенней или демисезонной для ребенка пяти лет, то он ее возьмет. Но приходит и находит садовых гномов.
– Бывают ли лишние вещи в самом магазине? И что вы с ними делаете?
– Нам приносят разные вещи. Некоторые очень хорошие, но ясно, что это никто уже не купит. Например, 12 одинаковых китайских платьев с резинкой на талии, которые никто своим детям покупать не станет, потому они уже совсем вышли из моды, а в многодетной семье где-нибудь под Благовещенском это очень пойдет. Поэтому что-то мы сразу отправляем в фонд «Созидание» для многодетных и нуждающихся семьей. А бывает, что приносят ну просто рвань. Вроде носил и носил только что, хорошая вещь, но ей уже столько лет, что никто другой уже носить не будет. Выкидывать жалко. Поэтому что-то я разрезаю на ленточки и делаю из них коврики. И пуговицы я с них со всех срезаю. Ведь вещи – это ресурс. Огромный ресурс.
– Люди, которые пришли к вам волонтерами в «Лавку радостей» – кто они?
– Это ужасно симпатичные люди. Они штопают дыры, пришивают пуговицы, гладят, отпаривают, дома стирают и приносят все обратно в «Лавку». Сначала они приходили к нам как покупатели, потом становились волонтерами. Например, директор «Лавки» Ольга Анохина пришла как покупатель, осталась продавцом, но очень быстро мы поняли, что этот человек совсем не продавец, а гораздо более масштабная фигура, способная заниматься и продвижением, и развитием, и чем угодно. Поначалу я сама проводила в «Лавке» очень много времени. Мне все так нравилось. Приходили люди, я с ним разговаривала, а они на глазах расцветали как бутоны роз. Вообще, работа в «Лавке» – это такая энергетика. Актеры не зря от зала заряжаются. От общения в благотворительной лавке очень заряжаешься.
– Наверное, вам теперь вашего пространства уже и не хватает?
– Хозяйка нашего заведения была прекрасная, а вот директор нас сразу невзлюбила. И считала, что в ее чудесном месте нам с нашим барахлом делать нечего. И с самого начала началось неприятное и мелкое выяснение отношений. У нас была прекрасная выручка. Потому что народ, как только узнал о том, что мы делаем, пошел к нам валом. Поэтому, спустя две недели после того, как мы открылись, директор музея ввела плату за вход, точнее за проход через музей. Нам, конечно, удалось договориться о льготной цене для людей, которые несут вещи. Но каждый раз это был скандал, разбирательства, прения сторон. И в какой-то момент, в марте 2013, нам пришлось оттуда уехать. К счастью, у нас есть место, куда можно сложить все вещи, но оно набито до потолка. И сейчас мы существуем в режиме выездов. То есть выезжаем на летние фестивали разных журналов, базары винтажных вещей, благотворительные и неблаготворительные ярмарки, куда нас пускают бесплатно.
– А куда идут собранные деньги?
– Они идут на проекты, на которые трудно собрать обычным способом. Например, на помощь старикам и взрослым. Даже на детей старшего возраста трудно собирать. Вот я всем рассказываю типичный пример: на пятилетнюю кудрявую русую голубоглазую девочку собрать три стоимости лечения как нечего делать. А на кого-то другого – гораздо сложнее.
– Что, народ считает, что тот человек сам справится?
– Конечно, не справится. Не в этом дело. Ведь мы же все эмоциональны. Благотворительность в России – это не традиция и не норма. Норма – это когда ты твердо знаешь, что пятого числа каждого месяца отсылаешь сто рублей в такой-то и такой-то фонд. И ты совершенно спокоен. Ты не эмоционален. Так во всем мире происходит. А у нас в России все построено на эмоциях. Ты видишь красивую фотографию, слышишь душераздирающую историю. И вот все порвали рубахи на бинты, но деньги собрали. И спасли. Правда, одного. Вот этого, красивого и улыбчивого. Это самая главная проблема всех отечественных фондов. У нас нет постоянного притока денег, которые должны быть кровь из носу, чтобы оказывалась регулярная помощь. Например, на Западе человек 10 долларов отправляет каждый месяц в фонд. В тот, который выбрал. Это не вызывает у него чувства, что он герой, ни недоумения – а зачем я это делаю?
Сейчас, правда, мы почти-почти получили от правительства Москвы помещение. Причем это уже тенденция, словно там с ними наверху что-то происходит. Центр лечебной педагогики на 10 лет получил безвозмездно помещение, «Союз волонтерских организаций» Володи Хромова получил, и мы без пяти минут то же самое. Нам осталась получить подпись Собянина, и тогда мы станем владеть помещением в Протопоповском переулке, дом 25. Мы уже его видели. Там чудовищный бардак, но там 206 метров! Мы планируем, что там будет не только магазин. Мы сможем проводить мастер-классы, часть помещения выделим под выставочные проекты, откроем волонтерский клуб, будет то, что нам необходимо.
– Ожиданий от «Лавки» было много, и денег она вроде бы приносила много. Удается держать планку?
– Поначалу денег собирали действительно много. В первый месяц собрали 116 тысяч. Потом стало меньше. Люди идут потратить (поскольку это пожертвование) максимум пятьсот рублей, ну может триста. А их уже на входе просят половину отдать музею. Все в результате расстроены. Впрочем, все это было сложно. Несмотря на то, что Ветошный переулок – это ГУМ, но само место было не прохожее. Никто туда так просто не заходил с улицы. Шли только, узнав о Лавке в Фейсбуке. Опять же, сложилась аудитория. Кстати, это еще один бич нашей благотворительности. На все наши мероприятия ходят «друзья и родственники кролика». Если вдруг появляется неизвестный человек, то это счастье: свеженький! Ведь он еще кого-нибудь может привести. Складывается круг этих пользователей, и это плохо до невозможности. А нам нужно место, где есть витрины и вывеска, куда люди, просто идущие по улице, зайдут полюбопытствовать.
У нас, как благотворителей, совсем нет каналов коммуникаций. Телевизор для нас закрыт. В телевизор нас зовут с просьбами вроде «расскажите, как благотворительные фонды отправляют детей за границу, а их там разбирают на органы». Зовет только какой-нибудь Малахов или еще кто-нибудь подобный. А люди-то смотрят телевизор. Вот есть Фейсбук – но это опять та самая наша пресловутая радужная оболочка.
– Доходов стало меньше?
– Ну естественно. Но это все равно тоненький ручеек денег. И когда у нас будет свое место, все вновь станет прекрасно. Я не говорю уже о том, что нам нужна не одна лавка, а в каждом районе Москвы по лавке.
– А вам не кажется, что проблема в том, что это Москва? Может, в регионах проще было бы найти помещение и развернуться?
– Москва и Питер – нужно в этом признаться – основные каналы благотворительных денег. Конечно, есть немножко, но совсем чуть-чуть из Новосибирска, Омска и т.д., но по большому счету это мизер. И если сравнивать эти деньги в процентном отношении, то Москва оплачивает все. Москва и московская интеллигенция.
– Если по вашим словам в провинции развитие благотворительных магазинов невозможно, то есть ли планы открыть в Москве новые «Лавки»?
– Да, у нас есть такие планы, но чтобы открыть много новых, нужно создать хотя бы одну действующую модель в натуральным величину, которая будет устойчиво функционировать. Вот я сейчас собираюсь сделать ярд-сейл – дворовую распродажу старых, лишних и ненужных вещей. Такая традиция давно существует в Англии и Америке: семья выставляет на лужайку перед домом все, что им не нужно. В России такое пока в новинку. Первую дворовую распродажу в Москве провела семья Шерговых – у себя во дворе в Хохловском переулке. Куча друзей, родственников и знакомых натащили вещей. Поставили шатры и устроили благотворительную распродажу. Я хочу в сентябре то же самое устроить у себя. С соседями я поговорила, они не возражают. «Лавка» все туда привезет, надеюсь, что соседи станут приходить и приносить то, что им не нужно. Все вырученные деньги пойдут на наши благотворительные проекты.